Не могу понять, что это - то ли расплата за часы объятий с монитором (что маловероятно, ибо, похоже, мое сознание уже успело мутировать), то ли, что больше походит на правду, это пушистый снег, льнущий к волосам и ресницам. Наверное, сложно вообразить себе что-то тоньше снежинки, но видимое глазу; но сколько коварства таится в гуще безразлично падающего снега... Кто-то жалуется на искры из глаз, кто-то пытается спастись мартини - мне же поможет только отдых. С головой творится что-то неописуемое. Ощущение такое, будто кто-то надел на голову аппарат, закачивающий стахановскими темпами чугун в виски. Дальше по каналам и артериям чугун растекается по окружности, образуя кольцо, и, остывая, начинает сдавливать мозг. К аппарату еще приделаны молоточки, усиливающие и ускоряющие процесс сжимания. Молоточки обладают заоблачным КПД; в ушах стоит механический шум, а в стенках мозга уже выбита значительная дыра. Кажется, следующим этапом и впрямь будет мартини, потому что надежды на реинкарнацию нет. Не помогло даже кофе с шоколадом - лучшее лекарство от всех болезней кроме безумия. Ничего, кроме сигналов отстраненного ощущения тепла, в мозг не поступило - ни аромата, ни вкуса. Пытаться найти спасение в уединении с иероглифами тоже не дали - я вдруг резко всем понадобилась. Мама, увлеченная новыми портьерами, долго требовала обосновать свое мнение, почему лучше с кистями или без. Отец же торжественно вручил мне аннотацию, которую необходимо перевести на английский язык. Я в который раз убедилась, как велик он и могуч - русский язык, в смысле. За долгие годы научной деятельности у папеньки выработался удивительный стиль, неподвластный порой даже самым искушенным читателям. Говорят, переводчики вообще стонали от его манеры выражаться. Что же говорить обо мне, ведь я в переводе всего лишь уверенный пользователь. Последние десять минут я билась над кусочком предложения следующего содержания: "...существовавшего ранее экологического императива действенности административных рычагов при подчиненной им роли экономических воздействий..." Потом взмололилась о пощаде и попросила перевода на доступный русский. Папа почти обиделся, но стал старательно подбирать замену. Получались только синонимы, которые, приходя ему на ум, бывали тут же громогласно озвучены мне в ухо так, что я взлетала на стуле и хваталась за обруч с молоточками, втиснутый у меня в голове... Увы, мучениям еще не пришел конец, но теперь хотя бы я снова продираюсь сквозь дебри русского языка в гордом и унылом одиночестве. С головой по-прежнему не налажен контакт, сознание булькает в какой-то мути. Это даже не мигрень, это, наверное, хуже средневековой китайской пытки.