Став счастливой обладательницей пакета приключений на свою голову (не говорю о других частях туловища, притягивающих к себе эти самые приключения) по программе «все включено», к долгожданному пятничному утру я вырулила в состоянии под кодовым названием «я не переживу». Когда у дверей психо-неврологического диспансера нам предложили не стесняться и заходить («сегодня бесплатно»), я в принципе была уже не против.

День меж тем, громко булькая лопающимися нервными окончаниями, переваливался с ноги на ногу, приближаясь к полному П., который, если бы не все, состоялся бы уже без меня.

Остаться в живых было все же крайне полезно, ибо вечером меня ожидал, о ужас, кинофестиваль, который хоть и международный, сразу выдает себя с потрохами, что московский. Подход к организации мероприятия был типично наш. Не люблю, когда начинают ругать сук, на котором сидят, но тут не могу удержаться.

Фильм, пока я не забыла, назывался «Лес скорби». Нечто невероятно глубинно-японское, серьезное и вдумчивое. «Лес скорби» - то был сеанс, на который я пришла по билету; остальное в режиме Live! бесплатно демонстрировали соседи, на коих нам неизменно везет в кино. На этот раз дама, опаздывая минут на пятнадцать, сначала перепутала ряд; потом, приземлившись аккурат в соседнее с нами кресло, разлила сок. Само собой, у неё зазвонил телефон, который – внимание! – находился в пластиковом пакете, который, как кажется, у этой дамы вмещал в себя всю ею жизнь. Прямо как иголка в яйце – или где там хранилась смерть Кощеева? Болезнь шуршания пакетиками оказалась заразной – народ заелозил и в другом конце нашего ряда. Поскольку на кинофестивале публика собирается самая модная и продвинутая, делаю вывод, что последний писк гламура – это носить мобильный в целлофановом пакете, ибо поскрипывание последним неизменно заканчивалось громким «алло» на весь зал.

Во время сеанса по залу перемещались люди; они же непрерывно роняли на пол аппарат-синхронный переводчик. Гаджет этот, кстати говоря, был устройством весьма хитроумным: он имел в наличии только одно ухо, левое. Повинуясь своим инстинктам-рефлексам (я все еще верю в умственные способности людей, посещающих кинофестивали, - может, зря?), все нацепили наушники себе на правое ухо. Динамики, обращенные таким образом в зал, мало чем им помогали, а потому звук приходилось включать на полную громкость. Мне, безмерно гордящейся своим японским словарным запасом а-ля Эллочка-людоедочка, приходилось вытягивать уши в трубочку, чтобы расслышать хотя бы tyotto matte, ибо монотонный замогильный голос синхрониста не забивал разве что нервные всхлипы главной героини.

А стоило мне сосредоточиться на картинке, как передо мной сменился постоялец в кресле. Прической он походил на Эмира Кустурицу, а поскольку из сюжета этими перемещениями я снова была выбита, грешным делом в своей наивности я понадеялась, а вдруг?.. Но после того как он резко откинулся на спинку кресла, сплющив в гармошку мою ступню, которой не повезло упираться в неё до этого, я подумала, что будь ты хоть Кустурицей, хоть эмиром арабским, повторение сих фокусов хорошо не закончится. Само собой, он так и поступил. Только теперь под удары попали не мои ступни, а мои колени, на которых очутилась чужая голова. В который раз за день я пожалела, что в моем гардеробе существуют юбки…

Что до фильма, который в перерывах между всей этой бутафорией мне все же удалось урвать, то отдельное спасибо оператору. Мастерски выполненные крупные планы и особенно ходьба вприпрыжку выполнили свое дело: к середине действа я почувствовала приступ морской болезни… Вся жизнь пронеслась перед глазами: я вспомнила, как в детстве мне повезло попасть под качели - тогда мне по лбу съездили резиновым сапогом и я чувствовала приблизительно то же самое.

Про кино все ж таки говорить тяжело, придется подбирать слова. Отсюда вывод: на кинофестивале делать абсолютно нечего, если хочется посмотреть серьезный фильм. Занавес.



PS: зато я ни разу не меняла название дневника.