Где-то в начале этого года наткнулась случайно на французскую книгу
Le Magasin des Suicides ("Магазин самоубийств") автора Jean Teulé.
Речь там, как ясно из названия, идет о семейном бизнесе Тювашей (Tuvache = "tu" / ты + "vache" / корова; злой, жестокий, подлый) - магазинчике самоубийств, где можно приобрести какие угодно товары, помогающие исполнить человеку, собравшемуся покончить с собой, задуманное. Семью возглавляет папенька Мисима, фанат своего дела (которому покончить с собой мешает долг - если его не будет, кто же будет облегчать стольким самоубийцам их задачу?). Детишек он называет в честь великих самоубийц: Винсент, Марилин (Мэрилин на французский манер). И жизнелюбием они не отличаются также: первому в голову постоянно приходят разные идеи, одна мрачнее другой; вторая вбила себе в голову, что уродлива. И все бы хорошо, но в семье подрастает малыш Алан (его назвали в честь Тьюринга), который несмотря на всю окружающую обстановку, не перестает улыбаться, напевать веселые песни, находить во всем только лучшую сторону и просто радоваться жизни... Что из этого получается, рассказывает история.
Чем примечательна книжка: мастерством автора. Помимо буйства фантазии (столько способов покончить с собой!) он демонстрирует умение совмещать ироничное с серьезным. Когда читаешь диалоги, улыбка не сползает с лица, хотя, казалось бы, герои говорят на такие невеселые темы. Но при этом там есть прямо-таки проникновенные моменты.
На сетевых просторах моими дотошными коллегами, которым я про сие творение рассказывала, переводов на другие языки найдено не было - по крайней мере, тогда, почти год назад. Поэтому, вдохновленная прочитанным, я попробовала сама перевести небольшой отрывок. Не самый, возможно, удачный, но вполне типичный, особенно для начала книжки.
Перевод, говорю сразу, далек от идеала: и с русским там местами непорядок, и не всегда он наилучшим способом передает авторское. Да простят меня споткнувшиеся о корявости, но перевод - это единственное, что я ну очень сильно не люблю и в общем-то не умею в плане иностранных. Но уж больно хочется поделиться.
Парк смертельных аттракционов, отрывок из главы 7- Это был… Это был бы настоящий праздник для людей, желающих покончить с жизнью. В тире люди бы тоже платили, но уже за то, чтобы стать мишенями.
Мисима, слушая Винсента, садится на кровать:
- Мой сын – гений.
- Это был бы парк смертельных аттракционов. Теплые слезы лились бы по щекам посетителей, идущих по аллеям, наполненных запахами дымящейся жареной картошки с ядовитыми грибами, которая бы там продавалась.
«Бледные поганки!» - кричит Винсент в комнате, и Лукреция с Марилин, проникшись атмосферой, уже чувствуют запах жареной картошки…
- Шарманщики играли бы трагичные песни. Посетители аттракционов-катапульт летели бы над городом, будто камни, пущенные из рогатки. Там была бы очень высокая изгородь, с которой бы выбрасывались влюбленные, держась за руки, - как если бы прыгали с утеса.
Марилин потирает свои руки.
- Смех и всхлипы тонули бы в грохоте колес поезда-призрака, который бы мчался по искусственному готическому замку, полному забавных и смертельных ловушек: удар электрошоком, потоп, острые колья, вонзающиеся в спины. Друзья и родители отчаявшихся, пришедшие за компанию, уходили бы с маленьким ящиком с прахом бедняг, поскольку за аттракционами был бы крематорий, куда трупы сваливались бы один за другим.
- Он восхитителен, - говорит отец.
- Папа бы там поддерживал огонь в топке. Мама продавала бы билеты.
- А я, что бы делала я? – спрашивает Марилин. – Где было бы мое место?
<…>
- Все было бы как в моих мечтах – так, как мне видится, просыпаюсь ли я, снова засыпаю ли и вижу сны – все время одно и то же волшебное зрелище, одна и та же обстановка…
- Давно у тебя эта идея в голове? – спрашивает мать.
- В аллеях служащие, переодетые в злых колдуний, предлагали бы отравленные яблоки любви. «Возьмите, мадмуазель. Съешьте это отравленное яблочко…». Потом бы они подходили к другим.
- Я бы могла это делать, я, - предлагает Марилин. – Я же некрасивая.
Старший сын рассказывает о своих идеях дальше: в кабинках колеса обозрения отодвигалось бы дно на высоте двадцати восьми метров, на недостроенных горках подъем наверх после головокружительного спуска резко завершался бы на полном ходу. Он показывает макет, только-только разрушенный ударом кулака – в то время, когда его младший брат, выходя из своей комнаты, проходил мимо открытой двери в комнату Винсента и напевал, отщелкивая пальцами ритм, Don’t worry, be happy.