shakespeare and myself.
It’s about being able to fly (c)
Надо же. Холодно. Холод снаружи оказался неожиданно подлым и ярким – он перехватил мысли, перебил кости, задушил чувства, отобрал дыхание. Кого схватил за голову, у кого защекотал ноги, кому хлестнул по щекам и врезал по зубам. Он бесстыдно хулиганит на не ждавших его тротуарах, он прилипает к стеклам и пристает к прохожим. Забавно, но холод на улице стал занимать меня больше всего остального. Интересно, как его может быть так много. Он такой непредсказуемо злой, что я почти плачу. Нет, правда, зимняя привычка обматывать вокруг шеи удавы шарфов кажется неуместной, паникерской. Поэтому когда с утра холод мчится обнять мое лицо, даже ресницами лишний раз боязно моргнуть. Перчатки хочется натянуть до ушей, хотя толку от них никакого, они сами трусливы и замерзают мгновенно, а потому греются о мои руки. Эмпирическим методом были получены два неадекватных способа согреться. Из-за возможной особенной реакции на сигаретный дым первый может показаться весьма изощренным. Проскальзывая мимо курящего прохожего, утянуть у него немного теплого дыма, не вдыхая и не увлекаясь. Второй – это отвлекающий маневр. Чреват простудными последствиями. Можно напевать себе что-нибудь под нос: это и работа некоторых лицевых мышц, и моральное битье по щекам, и щепотка радостного настроения. Но ни долго, ни громко развлекать себя и раздражать окружающих не получится, ведь голосовые связки вместе с горлом цепенеют даже на легком ветерке.
Working for a rich girl, staying just a poor girl; never stop to wonder, why (c)
Разные горделивые, очаровательные и величавые шляпы в не менее разных дневниках скоро спрячутся от чужих глаз. Последние дни я имела разной степени привлекательности удовольствие наблюдать, что творится у людей на голове, раз уж внутрь доступ закрыт сложными шифровками формул законов того раздела анатомии, что изучает и нежно любимую мной ножку гипофиза тоже. Увы, творится там что-то несуразное. В лучшем случае, волосы. Платки, плотно обтягивающие череп, которому ни при каких обстоятельствах не сравнится с шерлокхолмсовским. Скрючившиеся кепки, одна цвета взбучившегося смородинового джема шляпка с неприлично блестящей брошкой, вязаный из прикроватного коврика шлем с ушками. Один элегантный берет, непослушно съехавший набок с его очаровательной хозяйки. Даже домашне-шерстяные шапки, нагнетающие в воздухе вокруг себя пудру из пыли. Про капюшоны я вежливо молчу. Впрочем, Aldine в стянутом с папы кепи заставляет сдавленно вздыхать от зависти… Зимой, невольно играя в куколок или клоунов – в зависимости от того, идут ли теплые головные уборы или нет – все натягивают на уши что-то привычное и теряются в толпе. Но сейчас, будто бы от неожиданности и с непривычки, все воспринимается еще свежо и с любопытством.
The cigarettes you like – one after the other – won’t help you forget him (c)
«Она современная развитая женщина, может общаться с кем угодно, она изучила все на свете, но боли она не знает, она только полагает, однако же нет – боль ей совершенно неизвестна. Она там, наверху, она витает в небе и до сих пор не знает, что творится здесь, внизу. Мука поселится у неё в груди, и самой груди после этого уже не будет. Будет дыра, в которую с сумасшедшей скоростью, словно в водоворот, канут коробки, платья, открытки, гигиенические пакеты, фломастеры, компакт-диски, духи, дни рождения, старшие сестры, модные кресла с подлокотниками, отрезы тканей. Все это провалится в тартарары. В этом английском аэропорту ей придется устроить себе генеральную уборку. Жизнь её разом превратится в покинутую людьми площадь, станет пустой сумкой, неизвестно зачем болтающейся на плече. Возможно, она ринется к стеклу, через которое видно, как взлетают самолеты, начнет биться об это стекло, открывающее дорогу в небо, станет похожа на зверька, опрокинутого нежданно накатившей волной».
(с) Маргарет Мадзантини
I blame it on the moon, ‘cause it’s not my fault (c)
Почти заснула, перечитывая пост... Сейчас бы прекрасного лекарства от тоски и занудства.
And I’m divided between penguins and cats (с)
Виноград и мандарин. Черные скукожившиеся ягоды, о которых сейчас только и хочется думать, как о вине. И тонкая неподдающаясяя шкурка, щиплющие глаза брызги, сбивающий аромат и преждевременные ожидания. Нет, вместе они слишком недружелюбны. Верните виноград на виноградники в вангоговское лето и мандарин к еловым веткам на Рождество. Оставьте мне косточки.
Надо же. Холодно. Холод снаружи оказался неожиданно подлым и ярким – он перехватил мысли, перебил кости, задушил чувства, отобрал дыхание. Кого схватил за голову, у кого защекотал ноги, кому хлестнул по щекам и врезал по зубам. Он бесстыдно хулиганит на не ждавших его тротуарах, он прилипает к стеклам и пристает к прохожим. Забавно, но холод на улице стал занимать меня больше всего остального. Интересно, как его может быть так много. Он такой непредсказуемо злой, что я почти плачу. Нет, правда, зимняя привычка обматывать вокруг шеи удавы шарфов кажется неуместной, паникерской. Поэтому когда с утра холод мчится обнять мое лицо, даже ресницами лишний раз боязно моргнуть. Перчатки хочется натянуть до ушей, хотя толку от них никакого, они сами трусливы и замерзают мгновенно, а потому греются о мои руки. Эмпирическим методом были получены два неадекватных способа согреться. Из-за возможной особенной реакции на сигаретный дым первый может показаться весьма изощренным. Проскальзывая мимо курящего прохожего, утянуть у него немного теплого дыма, не вдыхая и не увлекаясь. Второй – это отвлекающий маневр. Чреват простудными последствиями. Можно напевать себе что-нибудь под нос: это и работа некоторых лицевых мышц, и моральное битье по щекам, и щепотка радостного настроения. Но ни долго, ни громко развлекать себя и раздражать окружающих не получится, ведь голосовые связки вместе с горлом цепенеют даже на легком ветерке.
Working for a rich girl, staying just a poor girl; never stop to wonder, why (c)
Разные горделивые, очаровательные и величавые шляпы в не менее разных дневниках скоро спрячутся от чужих глаз. Последние дни я имела разной степени привлекательности удовольствие наблюдать, что творится у людей на голове, раз уж внутрь доступ закрыт сложными шифровками формул законов того раздела анатомии, что изучает и нежно любимую мной ножку гипофиза тоже. Увы, творится там что-то несуразное. В лучшем случае, волосы. Платки, плотно обтягивающие череп, которому ни при каких обстоятельствах не сравнится с шерлокхолмсовским. Скрючившиеся кепки, одна цвета взбучившегося смородинового джема шляпка с неприлично блестящей брошкой, вязаный из прикроватного коврика шлем с ушками. Один элегантный берет, непослушно съехавший набок с его очаровательной хозяйки. Даже домашне-шерстяные шапки, нагнетающие в воздухе вокруг себя пудру из пыли. Про капюшоны я вежливо молчу. Впрочем, Aldine в стянутом с папы кепи заставляет сдавленно вздыхать от зависти… Зимой, невольно играя в куколок или клоунов – в зависимости от того, идут ли теплые головные уборы или нет – все натягивают на уши что-то привычное и теряются в толпе. Но сейчас, будто бы от неожиданности и с непривычки, все воспринимается еще свежо и с любопытством.
***
The cigarettes you like – one after the other – won’t help you forget him (c)
«Она современная развитая женщина, может общаться с кем угодно, она изучила все на свете, но боли она не знает, она только полагает, однако же нет – боль ей совершенно неизвестна. Она там, наверху, она витает в небе и до сих пор не знает, что творится здесь, внизу. Мука поселится у неё в груди, и самой груди после этого уже не будет. Будет дыра, в которую с сумасшедшей скоростью, словно в водоворот, канут коробки, платья, открытки, гигиенические пакеты, фломастеры, компакт-диски, духи, дни рождения, старшие сестры, модные кресла с подлокотниками, отрезы тканей. Все это провалится в тартарары. В этом английском аэропорту ей придется устроить себе генеральную уборку. Жизнь её разом превратится в покинутую людьми площадь, станет пустой сумкой, неизвестно зачем болтающейся на плече. Возможно, она ринется к стеклу, через которое видно, как взлетают самолеты, начнет биться об это стекло, открывающее дорогу в небо, станет похожа на зверька, опрокинутого нежданно накатившей волной».
(с) Маргарет Мадзантини
I blame it on the moon, ‘cause it’s not my fault (c)
Почти заснула, перечитывая пост... Сейчас бы прекрасного лекарства от тоски и занудства.
And I’m divided between penguins and cats (с)
Виноград и мандарин. Черные скукожившиеся ягоды, о которых сейчас только и хочется думать, как о вине. И тонкая неподдающаясяя шкурка, щиплющие глаза брызги, сбивающий аромат и преждевременные ожидания. Нет, вместе они слишком недружелюбны. Верните виноград на виноградники в вангоговское лето и мандарин к еловым веткам на Рождество. Оставьте мне косточки.